и Ариша.
— Мамочка, ура! Мы с папой? Можно с папой?
Дочь забирается на руки Вадиму и вжимается в него, Артем молча наблюдает, ждет мой вердикт. Сердце на куски рвется от мысли, что мне нужно как-то детям объяснить — их папа больше с нами не живет. Но после сегодняшнего все силы на нуле.
— Можно, — киваю устало и тише добавляю исключительно, чтобы слышал лишь Вадим. — Только довезти.
Пусть потом сразу уезжает. А детям я все объясню позже, им все равно придется узнать правду. А пока что они радостно забираются в джип отца. А спустя время, мы переносим спящих детей из машины в квартиру.
На мгновение мне кажется, что мы просто вернулись после семейной прогулки, на руках Вадима Артем, на моих — Ариша. Мы тихо выходим из детской, прикрывая дверь. И теперь повисает молчание.
Нет, мы больше не пройдем в кухню, чтобы обсудить день, как делали это в последнее время — это стало нашей небольшой традицией, когда мы выбирались из «кризиса». Вадим не подмигнет, когда я пойду в душ и не попросит дверь не запирать. И ночью больше не обнимет.
Тепло его рук останется в прошлом. Оно было ненастоящее.
А дети смирятся, что папа больше не сыграет с ними в игру — кто приготовит маме самый вкусный завтрак. Эта игра тоже появилась недавно.
Они не сразу, но потом все поймут, что по-другому я не могла. И сначала будет тяжело — но со временем мы все привыкнем. К тому же, отец из жизни Ариши и Артемки не исчезает. Только теперь у меня появляется важное условие — детей я запрещаю привозить к родителям. Я не уверена, что Вадиму смогу позволить их вообще забрать хоть на час.
Это и озвучиваю, разрезая повисшую тишину прихожей своим уходящим ввысь голосом.
Но Соколовский не спорит. После сегодняшнего «представления» и сам видит — «бабушка» палку перегибает. И наряду с обидой и непринятием новой реальности, все же нахожу в себе силы признать — я благодарна ему за то, что поставил мать на место. Но на этом все.
Попытку приблизиться пресекаю — дальше запретная территория. И слушать я не готова. Слишком саднит в груди, слишком кровоточит. А еще прошу пока что не появляться. Мне больно, и каждая встреча — это пытка.
Нет, помощь мне не нужна, я справляюсь. Да, так будет лучше.
На этот раз Вадим действительно уезжает. Как и обещает, не беспокоит несколько дней, и у меня с трудом, но получается объяснить детям, что отец теперь в нашей квартире жить не будет. Хотя насколько я смогла это донести, пока что вопрос. Ариша спрашивает, не у бабушки ли папа хочет жить, а Артем молчаливо кивает.
А потом выдает то, от чего замирает сердце.
— Мы к Феде поедем?
Решаю, что сын провел аналогию с прошлым исчезновением Вадима из нашей жизни, ведь когда Соколовский с нами не жил, я отвозила детей… бывшей подруге, точнее, ее няне.
— Нет, почему ты спрашиваешь?
Пожимает плечами, а потом добавляет:
— Я не поеду к Феде.
— Он тебя обижал?
— Я не дам ему папу. Он наш.
Артем хмурится, ножкой топает.
А у меня руки начинают дрожать, только сейчас понимаю, что все это значит. Вадим ездил со Златой тогда! Помогал Феде! Мальчик старше, чем мои, он мог что-то говорить.
— Федя ни при чем, — говорю и тут же осекаюсь. Да, сын Златы не виноват, что сам стал заложником лживых игр его матери и… отца. Но как же сын недалёк от истины.
— Папа к нему пойдет? Папа к нам не придет?
— Папа вас любит. И, конечно, придет. Ну что ты…
Подступают слезы.
— Придет? Обещаешь?
— Обещаю, милый, — я целую Артема в макушку, прижимая к себе крепко-крепко. А затем выдыхаю и придаю голосу веселые ноты, которые даются сейчас с трудом: — А кто тут хочет мороженное?
Одна слезинка все-таки скатывается, и очень вовремя Ариша реагирует: она принимается хлопать в ладони, радуется, что мы идем в парк. И хоть сам Артем быстро переключается, мы действительно здорово проводим время, но я все равно думаю о словах моего маленького, но уже такого смышленого сына.
А еще немного волнуюсь и жду звонка из участка. Неприятный осадок после общения с Храпиным оседает тревогой, но самое главное, что Ариша и Артемка сейчас со мной. У свекрови ничего не вышло, правда на моей стороне! Я навсегда забрала детей из ее дома. И я искренне тогда так считаю.
Меня действительно вскоре вызывают официально, сам участок расположен недалеко от центра, куда вожу Аришу и Артема, но сегодня, как назло, занятий нет. А та, няня, которую присматриваю для детей, на больничном, и мне просто некому их оставить. Дети как назло ведут себя из рук вон плохо, и Храпин, восседающий в большом кресле рядом со следователем, это тоже отмечает, делая акцент на воспитании. Снова задает массу неуместных вопросов.
Например, хотела бы я чаще проводить время без детей, и были ли у меня мысли отправить их в детский дом. Вот что за бред?
— Видел я таких, — отпивает что-то из одноразового стаканчика Храпин. — Все с пеной у рта доказывали, что мои вопросы бред, а потом сдавали своих любимых чад в приюты. Каждая изображает святую, — ухмыляется он, морщась.
Глава 39
Нет, это слишком.
— Знаете, что, я ухожу! Объяснительную я написала. Все остальное не в вашей компетенции.
Люди, которые не имеют дела с детьми, почему-то уверены, что нормальный ребенок — это который тихо сидит в углу и не доставляет проблем, вяло рассматривая стену. Когда как раз такой, не интересующийся ничем, и есть тот, кто должен вызывать вопросы. Дети любознательны. Это нормально.
Может быть, где-то кому-то и «выдают» «подарочных детей», а кого-то выдрессировали так, что они хлопот не доставляют, боясь лишний шаг сделать без одобрения. Но уж точно говорить о воспитании двух и трехлетки не в праве человек, который запросто обвиняет, не имея никаких оснований. У него самого есть дети?
Даже если так, вряд ли он вникает в их воспитание. Готова поспорить!
К тому же, мы проходили массу обследований, и врачи подтвердили, отклонений нет, с моими детьми все в порядке. Темперамент не позволяет им сидеть на месте, потому что так они мир познают. И это даже хорошо. Пусть мне самой и бывает с ними сложно, ведь я должна создавать для них безопасные условия.
Но это
